Сёстры Бронте

Сестры Бронте - не просто писательницы. Сестры Бронте - это явление. В истории бывали талантливые семьи, но чтобы настолько, причем в одном поколении сразу три представителя, - другого примера и не найдешь. Их книги переведены на все языки мира и до сих пор переиздаются с успехом, не утратив актуальности: их и сейчас не менее интересно читать, чем сто пятьдесят лет назад. Они неотделимы друг от друга в истории и в литературе, и в жизни тоже были так близки, что трудно рассказывать об одной и не уделить внимания двум другим. Однако гениальным писателем, внесшим огромный вклад в мировую литературу, считают только Эмили Бронте. Ее сравнивают с Диккенсом и Теккереем: с той разницей, что их книги все-таки позволяли читать барышням, а «Грозовой перевал» считали романом опасным, вредным и порочным. Никто не мог поверить, что эту книгу написала женщина.

Литературный талант в этой семье передавался по наследству. Дед, Гуг Бранти, был сказителем. Отец, священник англиканской церкви Патрик Бронте, написал две книги нравоучительных стихов. И даже мать, Мэри Брэнуэлл, стала автором эссе «Преимущество бедности в религиозных делах». Когда молодая счастливая жена, ожидавшая своего первенца, писала это эссе, она еще не успела познать бедности, и ее произведение было несколько умозрительным. Но со временем у Мэри появилась возможность на собственном опыте понять, есть ли у бедности преимущество в религиозных делах.

Патрик мечтал о сыне, но одна за другой рождались девочки. Мэри, названная в честь матери, потом Элизабет. 21 апреля 1816 года родилась Шарлотта. И только следом за ней долгожданный мальчик Брэнуэлл, которому в качестве имени дали фамилию матери, — в надежде, что состоятельная родня как-то будет ему помогать. Затем на свет появились еще две девочки: 30 июля 1818 года - Эмили, а 17 января 1820 года - Анна.

Патрик Бронте страдал от бронхита, поэтому всю жизнь носил шарф.

Частые роды истощили организм Мэри Бронте. Она плохо справлялась и с хозяйством, и со всей этой малолетней оравой. Счастливая совместная жизнь, о которой мечтали Патрик и Мэри, превратилась в тягостное выживание. Но взаимная любовь их была по-прежнему сильна: только на этом семья и держалась. В любви они воспитывали и своих детей.

В 1820 году, когда Мэри ожидала рождения своей последней дочери, Анны, а маленькой Эмили не было и двух лет, Патрик наконец получил постоянный приход в деревушке Хауорт. Дом священника находился рядом с церковью и кладбищем, несколько в стороне от деревни, окруженный бескрайними вересковыми пустошами, в которых круглый год завывал ветер. Обычного английского садика возле дома не было: дети Бронте играли на кладбище. Да и сам дом, угрюмый и холодный, напоминал саркофаг. Неудивительно, что творчество сестер Бронте приобрело несколько мрачный оттенок.

Последние роды дались Мэри Брэнуэлл-Бронте очень тяжело. После появления Анны она уже не встала с постели и в сентябре 1821 года скончалась. Патрик в один день постарел от горя. Хотя на помощь ему пришла свояченица мисс Брэнуэлл, незамужняя сестра Мэри, все же справляться и с детьми, и с приходом было трудно. Когда ему предложили поместить девочек в школу для дочерей духовенства в Кауэн-Бридже, он с радостью согласился. Он хотел дать дочерям хорошее образование.

В школу отправили Мэри, Элизабет, Шарлотту и Эмили. Анна была еще слишком мала для учебы - на свое счастье, ибо кауэн-бриджская школа была форменным адом на земле: сестры Бронте познали там холод, голод, жестокость некомпетентных преподавателей. Мэри и Элизабет заболели чахоткой. Их в срочном порядке вернули домой, но выходить не сумели. После смерти старших дочерей Патрик забрал из Кауэн-Бриджа Шарлотту и Эмили.

Шарлотта запомнила эту школу навсегда, и ее яростное негодование выплеснулось потом на страницы романа «Джен Эйр». Эмили была еще слишком мала, но понимала: хорошо может быть только дома. Со временем это превратилось в настоящую фобию: всю оставшуюся жизнь она страдала от страха покинуть родные места. Если ей случалось уезжать, она начинала болеть, ибо все в ней противилось разлуке с домом.

В Кауэн-Бридже о ней осталась следующая запись: «Эмили Бронте. Поступила 25 ноября 1824 года. Возраст 5 лет. Читает очень недурно, умеет немного шить. Выбыла 1 июня 1825-го. Дальнейшая судьба - гувернантка». С дальнейшей судьбой Эмили Бронте они ошиблись. Гувернанткой она так и не стала, в отличие от обеих своих сестер.

Брэнуэллу повезло больше, чем сёстрам. Единственного сына, его берегли не отправляли ни в какие школы. Сначала Патрик Бронте сам учил мальчика. Но Брэнуэлл настолько замечательно рисовал и был так музыкален, что отец решился потратиться на учителей. Патрик Бронте был уверен, что именно Брэнуэлл прославит их семью.

Совместный портрет сестер Бронте был написан их братом Брэнуэллом примерно в 1835 году.
Слева направо: Анна, Эмили и Шарлотта. Между сестрами Брэнузлл поначалу изобразил и себя,
но затем стер свой портрет.

Когда Эмили было девять лет, она придумала самую интересную игру в жизни юных Бронте: предложила им сочинять пьесы. Началось все с деревянных солдатиков, которых отец привез Брэнуэллу. Ими играли все четверо, причем не в войну, а в приключения. Постепенно придумались страны, где происходит действие всех игр - острова Гаалдин и Гондал, чем-то напоминающие Англию, но с более кипучей политической жизнью, населенные страстными людьми, похожими скорее на героев древних легенд, нежели на обывателей. Сначала дети фантазировали вслух, потом выдумки стали записывать.

«Наши пьесы были созданы: «Молодые люди» - июнь 1826 года, «Наши сотоварищи» - июль 1827 года, «Островитяне» - декабрь 1827-го. Вот наши три великие пьесы, которые не держатся в тайне. Лучшие пьесы Эмили и мои были задуманы 1 декабря 1827-го. Остальные в марте 1828-го. Все наши пьесы очень странные», - записала Шарлотта в своем дневнике в 1829 году. Ей, старшей, тогда едва исполнилось тринадцать лет.

Несмотря на пережитые в Кауэн-Бридже страдания, Шарлотта хотела учиться дальше. Она поступила в пансион Ри-Хед и провела в нем несколько счастливых лет сначала в качестве ученицы, а потом как преподавательница. Шарлотта настояла на том, чтобы и Эмили продолжила свое образование. Она привезла сестру в Ри-Хед... Но расставание с домом превратилось для Эмили в настоящую трагедию. В пансионе она затосковала и расхворалась. Через четыре месяца ее отправили домой с подозрением на чахотку.

В очередной раз Эмили покинула дом два года спустя: несмотря на отсутствие диплома, ее сочли достаточно образованной для того, чтобы взять учительницей в пансион в Галифаксе. Бедная Эмили продержалась на учительском месте полгода, возненавидела учениц и коллег, снова впала в депрессию и так тяжело заболела, что ее не сочли возможным и дальше держать подле детей.

Писательница Элизабет Гаскелл, изучавшая биографию Бронте, приводила такие слова Шарлотты: «Моя сестра Эмили души не чаяла в болотах, мрачнейшая из пустошей казалась ей цветущей розовой поляной, в любой безрадостной расселине она готова была видеть рай. Это унылое безмолвие дарило ей немало упоений, и самым важным, самым дорогим была свобода. Свобода ей нужна была как воздух, без нее она задыхалась. Ей оказалось не под силу сменить родимый кров на школу, сменить уединенное и очень тихое, но не стесненное ничем природное существование на подчиненный твердой дисциплине распорядок (пусть и под самым добрым покровительством). Ее дух не сумел перебороть естество. После утреннего пробуждения стремительно подступавшие образы родного дома и родных болот тоскливой темной пеленой подергивали нарождавшийся день. Никто, кроме меня, не ведал, что ее гнетет, но я-то знала слишком хорошо. От этих внутренних борений ее здоровье быстро разрушалось: бледное, бескровное лицо, исхудалые члены, слабеющие силы - все говорило об угрозе близкого конца. Я чувствовала сердцем - если она не вернется домой, то погибнет, и, ясно это понимая, настояла на ее отъезде. Всего три месяца провела она в чужих стенах, но лишь по прошествии нескольких лет мы вновь решились отослать ее из дому».

Этот портрет Эмили нарисовала 1818 году ее сестра Шарлотта,
которая, как и ее брат, хорошо рисовала.

Эмили взяла на себя все домашние обязанности: у Бронте была всего одна служанка, да и ту, старую, всеми любимую, старались щадить. Эмили пекла хлеб, шила и штопала. Причем умудрялась одновременно замешивать тесто и читать лежащую на столе книгу. Гаскелл рассказывала: «Проходя мимо открытой кухонной двери, можно было видеть, как Эмили, вымешивая тесто, заглядывает в стоящий перед ней учебник немецкого языка, впрочем, и самые увлекательные занятия не отражались на вкусе хлеба, всегда воздушного и пропеченного. Книги, разумеется, не были редкостью в этой кухне; правда, отец внушал девочкам с детства, что женщины, по крайней мере женщины их положения, должны принимать самое деятельное участие в хозяйстве, а тетка проводила этот принцип в жизнь, но, бережно распоряжаясь своим временем, сестры умудрялись улучить свободную минутку, даже пока в духовке подходил пирог, и управлялись с несколькими делами сразу почище Гая Юлия Цезаря».

Из трех сестер Бронте самой хорошенькой считалась Анна. Она к тому же отличалась покладистым характером и ангельским терпением. Все в округе считали, что если у кого-то из девочек Бронте и есть шанс выйти замуж, то только у Анны.

Шарлотта, при всем очаровании своего характера, была чрезвычайно некрасива. К тому же уже в молодости она потеряла почти половину зубов, из-за чего не смела улыбнуться и во время беседы прикрывала рот рукой. Несмотря на внешнюю непривлекательность, которую Шарлотта очень тяжело переживала, и крайнюю бедность семьи, к старшей сватались трижды, но она всем отказала: верила, что когда-нибудь выйдет замуж по любви...

Дж. Ричмонд. Портрет Шарлотты Бронте (1850)

Эмили же считали симпатичной, но она была настолько странной, замкнутой и угрюмой особой, что окружающие ее даже побаивались. Она обожала одинокие прогулки по вересковым пустошам, в любую погоду, при любом ветре. И если встречала кого-то из селян, смотрела "сквозь него", словно сквозь пустое место. Да еще и что-то бормотала при этом. В Хауорте поползли слухи, что средняя из Бронте не в себе. Никто и не догадывался, что Эмили все время сочиняет, что в голове у нее влюбляются, ненавидят, яростно спорят герои еще не написанных произведений. Иногда она застывала на месте, иногда вдруг садилась на траву, а потом вскакивала, размахивая руками. Ее герои ревновали, неистовствовали, совершали преступления - к преступлениям они были особенно склонны, равно как и к страданиям! - и иногда эта внутренняя жизнь прорывалась наружу вот такими странными выходками.

Анна после окончания пансиона получила место гувернантки. Она зарабатывала больше всех в семье. При этом тихо ненавидела свою работу, все ужасы которой она живописала в романе «Агнес Грей». Анна жертвовала собой ради того, чтобы не только не быть обузой для родных, но еще и посылать домой деньги, которые были очень нужны, потому что отцу платили мало, а Брэнуэлл никак не мог найти себе работу.

Летом 1840 года в Хауорте появился молодой, обаятельный, веселый помощник священника Уильям Уитмен. Он с удовольствием проводил время с барышнями Бронте, собравшимися во время каникул в родном доме. Шарлотта считала, что Уильяму непременно должна понравиться Эмили, в которой старшая сестра видела истинно романтическую натуру, но Уэйтмен оказался человеком более простым: его прельстили чудесные глаза и золотистые локоны Анны, ее приветливость и кротость. Анна и Уильям решили соединить свои судьбы, но со свадьбой не торопились: им надо было заработать хоть какие-то средства. Анна вернулась в тот дом, где работала гувернанткой, а Уильям остался в Хауорте.

Портрет Энн Бронте. Рисунок, выполненный Шарлоттой в 1834 г.

Шарлотта тем временем решила, что смена обстановки, заграничное путешествие может привнести в их повседневность яркие краски. Она заявила, что им с Эмили непременно надо улучшить свой французский. И в 1842 году они поехали в Брюссель, в пансион месье Эгера, где уже училась одна из приятельниц Шарлотты. Эмили согласилась, вернее - покорилась. Ей снова тяжело далась разлука с домом. Зато Шарлотта в Брюсселе была счастлива: она безоглядно влюбилась в хозяина пансиона. Именно месье Константин Эгер стал прообразом самого главного и знаменитого персонажа творчества Шарлотты Бронте: мистера Эдварда Рочестера. Все, кто знал месье Эгера, при чтении "Джен Эйр" видели в описании внешности Рочестера его портрет. Правда, месье Эгер, в отличие от мистера Рочестера, не обладал суровой и пылкой натурой: нет, это был веселый, приятный, очень рассудочный француз, способный оценить в женщине ум и талант, но при этом явно предпочитавший внутренним достоинствам внешние. Он очень любил свою жену, хорошенькую кокетливую француженку.

Из двух сестер Бронте месье Эгер выделял Эмили. «Ей следовало бы родиться мужчиной, великим навигатором - так писал он о ней. - Ее могучий ум, опираясь на знания о прошлых открытиях, открыл бы новые сферы для них, а ее сильная, царственная воля не отступила бы ни перед какими трудностями или помехами, рвение ее угасло бы только с ее жизнью». Шарлотту же месье Эгер не то что не замечал - напротив, он стал тяготиться ее влюбленностыо. И вздохнул с облегчением, когда она уехала. Но - ненадолго. Шарлотта засыпала его страстными и откровенными письмами, на которые месье Эгер предпочитал не отвечать... В общем, главная любовная история ее жизни кончилась скверно.

Так же как и у ее младшей сестры Анны, которой тоже не суждено было выйти замуж за любимого: в ноябре 1842 года Уильям Уэйтмен серьезно простудился и умер от воспаления легких.

Поддержку и утешение сестры искали друг у друга. Элизабет Гаскелл вспоминала: «У Анны и Эмили настолько совпадали вкусы и привычки, что жили они, словно близнецы. Одна - от замкнутости, вторая - от душевной робости, но обе доверяли лишь Шарлотте и никому из посторонних. Эмили не поддавалась ничьему влиянию, не признавала власти общественного мнения, сама решала для себя, что хорошо, что плохо, и этим руководствовалась в поведении, в манере одеваться, не допуская ничьего вмешательства. Ее любовь безраздельно принадлежала Анне, как и любовь Шарлотты - ей. Впрочем, все три сестры любили друг друга больше жизни...»

Однажды деятельная Шарлотта решила собрать стихи, которые она и ее сестры сочиняли для развлечения друг друга и находили весьма неплохими, в одну книжку и издать ее - деньги для этого требовались небольшие. Поскольку барышням из хороших семей было неприлично заниматься сочинительством, книга вышла под псевдонимами — авторами на обложке значились Карpep, Эллис и Эктон Белл.

Особого восторга стихи Бронте у критиков не вызвали. Однако неудача лишь раззадорила сестер, и каждая из них решила сочинить по роману. Шарлотта написала роман «Учитель». Эмили - «Грозовой перевал», а Анна - «Агнес Грей». Эмили в качестве сюжета взяла историю из жизни своих предков: когда-то у Бронте жил неблагодарный приемыш, влюбившийся в родную дочь своего благодетеля. Воображение Эмили преобразило семейную историю и одновременно окрасило ее в мрачные готические тона. Часть событий происходит на кладбище или возле кладбища, часть - на вересковых пустошах, любимых местах прогулок Эмили. Шарлотта описала в романе свою любовь к месье Эгеру, а Анна — неблагодарный труд гувернантки. Сочиняли они свои романы, сидя за одним столом и зачитывая друг другу отрывки.

Дом, где жили сестры Бронте, спустя годы после их смерти стал музеем и
туристической достопримечательностью Хауорта, где теперь многое связано с именем Бронте.
Есть водопад, носящий их имя, мост Бронте и даже камень Бронте.

Опять же по настоянию Шарлотты сестры предложили книги издателю Т. Ньюби. К великому разочарованию старшей из Бронте, ее «Учителя» издатель отверг сразу же, но согласился издать «Грозовой перевал» и «Агнес Грей», если авторы внесут 50 фунтов в счет расходов на типографию. Сестры согласились. И все же Ньюби откладывал публикацию - так долго, что Шарлотта успела написать еще один роман, «Джен Эйр», и напечатать его в другом издательстве - без всяких предоплат. Ее книга, вернее, книга Каррера Белла - она по-прежнему пряталась под псевдонимом - снискала такой быстрый и громкий успех, что Ньюби поспешил выпустить романы Эллиса и Эктона Беллов, не сомневаясь, что фамилия Белл на обложке поможет книгам быстро продаться.

Правда об авторстве нашумевших романов стала известна, когда издатель Т. Ньюби решил выпустить в Америке все книги Каррера, Эллиса и Эктона Беллов под одним именем - Каррер Белл. Благодаря «Джен Эйр» это имя уже прославилось за океаном, и Ньюби надеялся, что оно привлечет внимание и к остальным романам. Но сестер это не устраивало. Шарлотта и Анна, оставив Эмили дома, отправились в Лондон, где раскрыли свое инкогнито и доказали, что они являются авторами книг, предъявив переписку с издателями.

Если «Агнес Грей» приняли спокойно, хотя некоторых читателей возмутила критика существующего строя, которая там пусть робко, но высказывается, то «Грозовой перевал» шокировал общественность. Хотя в то время в английской литературе уже прошло увлечение готическими романами, и всевозможных ужасов британцы прочитали немало. «Грозовой перевал», где обстоятельства и характеры были реалистичны, но страсти сверхъестественны, поступки невероятны, где главных героев связывает преступная любовь, где жестокость воспринимается как неотъемлемая часть жизни, где главный герой Хитклиф выкапывает тело своей возлюбленной Кэти, чтобы в последний раз побыть с ней рядом, - этот роман читателей попросту напугал. И до сих пор исследователи биографии и творчества Эмили Бронте пытаются понять, как в воображении этой тихой девушки, прожившей скучную и малособьггийную по общепринятым меркам жизнь, родились такие фантазии.

Даже Шарлотту удивляла фантазия сестры, и она пыталась объяснить ее в письме к Элизабет Гаскелл: «Что касается изображения человеческих характеров - это случай особый. Я готова признать, что Эмили едва знает с практической стороны сельских жителей, среди которых живет, - не более, чем монашка знает людей, проходящих мимо ворот ее монастыря. Моя сестра необщительна по натуре: обстоятельства благоприятствовали ее стремлению к уединению - кроме как в церковь или на прогулки по холмам она редко выходила из дома. Хотя она благожелательно относилась к окружающим, общения с ними она никогда не искала, и за редким исключением ей это удавалось. Тем не менее она знала их образ жизни, манеру разговора, их семейные дела, она с интересом слушала и говорила о них, делая детальные наброски характеров, красочно и точно. Но с ними она едва обменялась и словом. В результате ее разум впитал ту действительность, которая ограничивалась исключительно трагическими и ужасными событиями, а память запечатлела тайные рассказы о жестоких случаях, произошедших по соседству. Ее душевное состояние, будучи скорее мрачным, чем веселым, создало Хитклифа, Кэтрин, Эдгара Линтона. Она и не представляла, что сотворила. Узнай она, что читатель содрогнулся от тяжелого впечатления, произведенного на него такими безжалостными и неумолимыми характерами, душевно заблудшими, опустившимися, что некоторые ярко описанные, страшные сцены лишают его ночью сна, а днем душевного покоя, она удивилась бы и заподозрила притворство. Если бы она жила незатейливо, ее ум развился бы сам по себе, как сильное дерево, высокое, прямое, с широко раскинувшимися ветвями, и его плоды приобрели бы вызревшую сочность. Но на развитие подобного ума могли оказать действие лишь время и опыт - влиянию людей она не поддавалась».

Завершив «Грозовой перевал», Эмили как-то враз обессилела, словно отдала этой книге все свои жизненные силы, а себе оставила чуть-чуть, ровно столько, чтобы вяло исполнять работу по хозяйству да иногда гулять возле дома - на прогулки по вересковым пустошам ее уже не хватало. Судя по ее стихам того периода, Эмили чувствовала что жизнь ее на исходе и что скоро ей предстоит оставить этот мир. Однако первым умер Брэнуэлл.

Брэнуэлл Бронте прожил короткую, тяжелую и, можно сказать, страдальческую жизнь. Он хотел только одного - рисовать, но работал на писарских и чиновничьих должностях. Да и то не мог удержаться надолго ни на одном месте. Несчастная любовь к жене нанимателя, миссис Лидии Робинсон, разбила ему сердце. Он начал пить, потом пристрастился к опию. Анна и Шарлотта пытались куда-то пристраивать Брэнуэлла, но его отовсюду выгоняли за халатность и прогулы. Постепенно из всеобщего любимца и отцовской надежды Брэнуэлл превратился в проклятие семьи. Он скончался 24 сентября 1848 года, и, пожалуй, вся семья испытала облегчение, когда Брэнуэлл избавил себя от страданий, а семью - от своих выходок.

На похоронах брата Эмили серьезно простудилась. Она проболела полгода, решительно отказываясь от лечения. Даже говорить о своей болезни не желала. В октябре Шарлотта писала подруге: «Никогда за всю свою жизнь она не уклонялась от работы, не уклоняется и теперь. Она быстро слабеет, словно спешит покинуть нас. Каждый день, видя, как она мучается, я смотрю на нее с любовью и страданием. Никогда ничего она не делала, как другие. Ее характер особенный - порой она была сильнее мужчины, но наивнее ребенка. Ужас состоял в том, что, жалея других, себя она не жалела. Ее дух был неумолим к собственной плоти. Дрожащими руками, шатаясь, с угасающим взором она выполняла ту же работу, словно была здорова. Видеть это и не осмелиться отстранить ее от дел - это боль, которую не высказать никакими словами».

«В болезни она истинный стоик - не ищет и не признаёт сочувствия», -
писала об Эмили Шарлотта.

Элизабет Гаскелл вспоминала: «Эмили действительно не выходила из дома с того воскресенья, когда умер Брэнуэлл. Она ни на что не жаловалась, не хотела слушать никаких вопросов, отвергала сочувствие и помощь. Много раз Шарлотта и Анна, отложив шитье или прекратив писать, со сжавшимся сердцем прислушивались к слабеющим шагам, затрудненному дыханию и частым остановкам, когда их сестра взбиралась по невысокой лестнице. Но они не смели и виду показать, что следят за ней, страдая больше, чем она сама. Они не осмеливались ни вымолвить слово, ни тем более ласково предложить руку помощи. Они просто молча и неподвижно сидели. Но здоровье Эмили стремительно ухудшалось. Я помню, как переживала мисс Бронте, вспоминая разочарование, которое она ощутила, когда, обыскав все лощинки и расщелины в пустоши в поисках хотя бы одной уцелевшей веточки вереска - только одной, пусть и засохшей - чтобы принести ее Эмили, она увидела, что та взглянула на цветок потухшими, равнодушными глазами, не узнавая его. Эмили до конца настойчиво цеплялась за свою независимость. Она никому не позволяла ей помогать. Любая попытка сделать это раздражала ее».

Эмили задыхалась, но отказывалась принимать лекарства, которые приносила Шарлотта. Казалось, она с нетерпением ждала смерти. 18 декабря 1848 года Эмили стало совсем плохо. Чтобы сделать вдох, ей приходилось напрягать все силы. В этот день Эмили - видимо, под грузом невыносимых страданий - сдалась и шепнула Шарлотте: «Если ты пошлешь за доктором, то теперь я его приму». Но доктор не успел к ней приехать. Около двух часов дня она умерла. Ей было тридцать с половиной лет.

Когда страдания Эмили перестали занимать все мысли Шарлотты, она с ужасом заметила, что младшая сестра слабеет с каждым днем. Анна, в отличие от Эмили, перепробовала все способы лечения чахотки. Ей очень хотелось жить. Но она пережила Эмили всего на пять месяцев, немного не дотянув до своих тридцати лет. Анны Бронте не стало 28 мая 1849 года.

Смерть сестер подтолкнула Шарлотту к замужеству, которое она всячески оттягивала. Мистер Артур Белл Николлс уже два года служил помощником ее отца. Ему должен был отойти и приход, и дом, потому что Патрик Бронте совсем ослеп и уже не мог исполнять своих обязанностей священника. Но отец очень хотел умереть здесь и быть похороненным рядом со всеми, кого любил. Ради него, ради его покоя Шарлотта и вышла за нелюбимого, но, видимо, любившего ее Николлса.

Она забеременела, но матерью так и не стала - скончалась 31 марта 1855 года, будучи на пятом месяце беременности.

Дж. Ричмонд. Портрет Шарлотты Бронте. 1873.
Шарлотта, по мнению Патрика Бронте, была самой одаренной из сестер.
Он был в восторге от произведений дочери.

Шарлотта не дожила всего нескольких лет до охватившего Англию настоящего культа творчества Бронте. Их домик стал музеем, их могилы - объектом поклонения. О сестрах Бронте пишут все новые научные работы. И, разумеется, снимают все новые экранизации их произведений. Особенно повезло в этом плане Эмили: «Грозовой перевал» экранизировался 16 раз, и, похоже, кинематографисты до сих пор не исчерпали этот сюжет.

Дж. Хорнер. Памятник сестрам Бронте (1951) перед домом-музеем в Хауорте

Елена Прокофьева